void

Недавно я прочёл “Атлант расправил плечи” – книгу, своё впечатление о которой я ещё напишу (если сумею похвалить этот роман так, чтоб похвала была его достойна). Одна из важнейших идей Айн Ренд в том, что разум – единственный инструмент человеческого выживания. Каждую минуту жизни человек принимает решения, которые могут его спасти или привести к смерти. Решения эти должны приниматься не из слепых эмоций, а исключительно с помощью разума.

Но что такое разум? Как будто бы верно, что разум – не эмоции, хотя и направляется эмоциями. Вспоминая, как меня мучает беспокойство – эмоция – и как проговаривая в голове свои чувства, находя и облекая в слова их истинную причину, я побеждаю эмоцию и принимаю решение, могу только предположить:

Разум – это мысли вслух.

Эта идея прекрасно согласуется с другой интересной догадкой: почему человек так отстоит в развитии от умнейших животных. Что за гигантский скачок совершила природа, даровав глупым, глупым обезьянам за какие-то десятки тысяч лет интеллект, который познал самую секретную машинерию вселенной?

Она научила его говорить.

Говоря, мы сообщаем информацию другим. Слушая – принимаем её в себя, взвешиваем, прослеживаем логику. Почему чужие слова обладают подчас магическим воздействием – способны уведомить, переубедить, вдохновить? Разве не тот же эффект имеют на нас наши собственные мысли? Разве не переубеждаем мы себя, произнося вслух гипотезы и не находя на них опровергающего ответа?

Мышление – это процесс разговора с самим собой. Природа всего-то даровала нам речь, а фантазия присутствует во всех животных: складывая эти две способности, мы получаем внутренний диалог, разговор, в котором мы убеждаем себя – и возражаем себе, отвечаем на возражение – и спорим с ответом. Недаром, убеждая других в монологах, мы так часто обращаемся к форме вопросов и ответов, недаром мыслители прошлого любили доказывать свои тезисы с помощью учеников, которым полагалось в нужных местах возражать и соглашаться.

Мышление – диалог, и не имеет особого значения, происходит он вслух или в голове. За один этап наш разум способен лишь на короткий, последовательный шаг; диалог – то, что связывает шаги в путешествие и задаёт его направление.

Но каков же тогда шаг? Чем ограничена наша способность мыслить “мгновенно”, или, выражаясь в компьютерных терминах – какова ёмкость нашего мыслительного “такта”?

Мне стало интересно, и я спросил сестру. Она ответила, что почти никогда не думает вслух, поскольку это медленно: в большинстве случаев она уже давно знает итог. На мою теорию она возразила, что даже по сложным вопросам всегда знает свою позицию сразу, даже когда только начинает её формулировать.

Этому я могу дать двойное объяснение. Во-первых, мозг склонен к обману: он часто отчитывается, что получил результат, когда всего лишь завидел дорогу к нему. А следуя этой дорогой и излагая её в словах, мы как раз и выполняем ведущее к ней мышление. Разве не было такого, чтобы вы пытались сообщить друзьям вертящуюся в голове мысль – и не могли; облекали её в слова – и находили, что она звучит глупо, пуста или вовсе неверна? Со мной было. Это ошибается наш внутренний мысле-провидец: ему казалось, что строительного материала у него достаточно, но построить дома он из него не смог.

Таким образом, мысль совершается не в момент, когда вам становится ясен результат, а когда вы излагаете ведущую к нему цепочку в словах.

Однако это не отвечает на вопрос, откуда же берутся эти “заранее видимые цели”, и насколько широк наш бессознательный шаг. Почему, читая о прежде неслыханной ситуации, я подчас сразу же могу сформулировать своё отношение к ней и наметить ему объяснение?

Я считаю, что по единственной причине: потому, что когда-то я об этом уже думал. Либо самостоятельно – про себя или в споре, голосом или на бумаге, – либо подчиняясь чужому словесному мышлению: услышанному или прочитанному.
Иными словами:

Бессловесно ничего не придумаешь.

Размах нашего шага – только таков, каковы результаты прошлого словесного мышления, своего или чужого. Все очевидные факты, все само собой разумеющиеся вещи, все законы, вся мораль, всё справедливое и нечестное, правое и неправое, все мнения и оценки, суждения и манеры поведения – всё это однажды было кем-то продумано в словах. Всё это было вами прочитано, услышано или увидено.

Как книга, копирующая чужие приёмы, бездарна, как повторяющиеся из текста в текст сравнения, эпитеты, сюжетные ходы и темы говорят о скудости фантазии авторов, так и суждения, переходящие из головы в голову, суждения, совершаемые бессловесно, говорят о скудости мысли человека. Мысль, совершённая заново, построенная только по шагам, которые при помощи этой же мысли были признаны ценными, такая мысль – свежа и сообщает новое. Такая мысль, выполненная в слове, заслуживает быть прочитанной; иная мысль повторяет то, что с большой вероятностью есть у вас, и поэтому доступно вам сразу же, слепо. Вот разница нового и старого.

Язык – это орудие мысли, нить её ткани. Мысль без языка не существует, превращается в туманную интуицию, неясное представление о грозящей опасности или ждущей награде. Зверь тоже наделён интуицией, она в нём сильна: замахнитесь рукой – и собака интуитивно почует, что вы ударите, но никогда не сможет продумать словами свою эмоцию, найти её причины, взвесить возможные выходы из ситуации и принять решение. Собака боится – и бежит. Собака чувствует себя сильной – и нападает.

Возможности языка определяют возможности разума. Интересным опытом было бы составить язык, который содержал бы исключительно сложные логические переходы, и научить ему детей – станут ли они мыслить быстрее? Будут ли зашифрованные в язык переходы казаться им очевидными, как кажется нам “раз причина, то следствие”? Я замечаю, что мыслить проще и мысль яснее, в том числе, когда много читаешь. Наверное, потому, что освежаешь в памяти различные грамматические связи и переходы – увеличиваешь свой немедленно доступный набор форм, из которых строится мышление.

Последнее, что я хотел сказать по этой теме, относится к вопросу осознания реальности. Как некоторые умеют чувствовать момент засыпания, так я научился замечать уровень своего сознания. Бывают моменты, когда жизнь для меня кажется туманной, мозг работает вяло – сейчас, между прочим, один из таких моментов. Но бывают, хотя реже, часы максимального существования, когда я всем телом ощущаю, как полно присутствую в мире. Воздух кажется свежим, а не просто холодным, краски – яркими, и каждая отдельной, насыщеной. Вечерние фонари светят тёплым оражневым, сумерки опускаются мрачно-синие, темнота вокруг кажется глубокой. В этот момент любые проблемы кажутся мне ничтожными, требующими только решения; во мне нет никаких эмоций, кроме спокойствия; ничто не беспокоит меня.

Я научился вызывать это состояние, пусть не всегда: для этого нашёл несколько приёмов. Один из них – обращать внимание на мир вокруг, искать в нём новые, прежде не отмеченные детали. Воспринимать его не как цельную, абстрактную картину, а в виде набора предметов: разбивать его на подробности так, как этого обычно не делаешь, отмечать цвета, формы, их сочетание. Другой способ – проговаривать всё, что видишь вокруг, как если бы сочинял про себя рассказ: “Он вошёл в автобус, поставив ногу на ступеньку и взявшись рукой за поручень, поднялся; прошёл и встал около окна. Стекло перед ним было грязным, со слоистыми мыльными разводами от тряпки, окно было открыто и из него бил лёгкий летний воздух.”

Видно, что общего в этих приёмах: они помогают концентрировать внимание.

Внимание. Наблюдательность. Изучение деталей, а не целого. Восприятие заново, а не в готовых формах. Наше присутствие в мире определяется вниманием, а скорее – наше отсутствие определяется тем, насколько мы пренебрегаем исследованием, заменяя его знанием. Чем сильнее мы полагаемся на интуицию, по крохам информации выбирая готовую модель окружения, тем меньше мы живём и больше плаваем в тумане бессознательного существования.

Смотрите на это так: хотя картинка перед нашими глазами одна и та же, в моменты максимального существования мир вокруг нас полон предметов: стенок, ручек, стёкол, рам, разводов тряпки, оранжевого цвета, шероховатой дороги, листвы деревьев в ночном небе. В моменты же интуитивного существования туман вокруг содержит только одинокое слово “улица” или “автобус”.

Развитая интуиция избавляет от необходимости воспринимать мир заново, удачно предсказывая его в большинстве ситуаций. Избавляет от необходимости сознательно жить. Развитая интуиция вынимает из человека разум, и превращает его в хорошо запрограммированного зверя. Но ведь высшей функцией человека мы считаем создание нового, а оно невозможно в таком состоянии.

Словесное мышление связано со внимательностью. Интуитивное мышление внимательности не требует. Быть может, поэтому, составляя длинную заметку, сочиняя рассказ, или аккуратно обдумывая что-нибудь, я начинаю воспринимать мир ярче. (Хотя написание этой заметки почти не сработало, тут не угадаешь).