Написал в конце 2010 у кого-то в комментах.
(Хозяйка песочницы)Хозяйка песочницы
Сверху набежало огромное тёмное облако, внушительное, но не страшное – воздух был свеж и приятен этим жарким летним утром, и дождя ждать не стоило. Земля ещё не успела прогреться, поэтому скрывшая солнце высокая туча принесла приятную прохладу. Надежда пошевелила пальцами ног, закопанными в холодном песке – мокром изнутри после вчерашнего дождя. Пахло зеленью и одуванчиковым соком… Одуванчиковым? Да есть ли у него запах? Или память шутит, мешая в голове не только годы, но и впечатления? Одуванчиковый сок – белый, горький, лезет из стебелька… Ничего уже не вспомнить, так и с ума сойти недолго.
За спиной послышлся топот. Надежда поспешно обернулась, морщась от боли в груди – и точно: сзади, через пустую детскую площадку, к ней бежала девочка, лет… шести, семи наверное? – ещё совсем дитя; в запачканном травой комбинезоне через плечо, старом, одетом, видно, как раз чтобы не жалко было марать. В руке был ярко-красный совок, на лице бесконечная детская увлечённость, и если б не косичка с маленьким дешёвым бантиком на кончике, пол ребёнка было бы непросто определить. Девочка с разбегу впрыгнула в песочницу и сразу же плюхнулась на колени, воткнула совок, обхватив его обеими руками, и хотела копать, но вдруг остановилась и повернулась к старухе, будто вспомнив о важном деле.
– Меня мама отпустила в песочницу, – сообщила она, и чуть наклонила голову, оценивая эффект – как попугай, пробующий слова на вкус, – На час. Вы знаете, я ей полы вымыла.
Гонимая высоким ветром, туча сбежала с солнца и на площадке стало жарко и светло. Надежда улыбнулась девочке:
– Как тебя зовут?
– Надя.
– Вот это да! И тебя Надя?
Она говорила медленно, стараясь ясно и с интонацией произносить слова, и всё-таки выходило не очень разборчиво:
– Меня тоже зовут Надя.
Девочка внимательно посмотрела на старуху, но ничего не ответила.
– Ты из новых домов? Твои мама с папой сюда переехали?
Чуть поотдаль, за макушками деревьев, сверкали зеленоватыми стёклами в пластике только что выстроенные здания – Надежда помнила, как их грязные бетонные верхушки плитка за плиткой лезли всё выше, как покрывались сверкающе-белой отделкой, мылись и стеклились перед вселением жильцов.
– Мы живём на улице Герцена, – наконец, соизволила ответить девочка, не выпуская из руки совочка, но и не спуская с бабушки глаз, – Мама с папой получили квартиру. А вы знаете, что мой папа важный учёный?
– Правда?
Ей казалось, что улица называется как-то иначе, но Герцена тоже звучало правильно. Наверное, улицу переименовали? Когда это было, и как она называлась раньше? В памяти больше дыр, чем лоскутов…
– Правда! Он изучает такое, что обычным людям вроде нас с вами никогда не понять! – категорично заявила маленькая Надя, и вытащила-таки полный совок мокрого песка, вывалив его рядом с получившейся ямкой, – А я буду лепить крепость.
Половину минуты она исполняла задуманное, а потом ей в голову пришла новая мысль, и она повернулась к бабушке, которая сидела на широком краю песочницы и следила за ней.
– Вы тоже здесь живёте? – спросила она, – Рядом с этой песочницей?
Надежда чуть улыбнулась:
– Да, – ответила она, – Очень давно здесь живу.
– Давно?
– Много лет. Ещё когда вашего дома не было, я тут жила. Долго жила, уезжала, приезжала – и не упомнить, сколько раз.
– Вон какая вы старая, – беззлобно сказала маленькая Надя, лепя стенку своего замка, – Скоро умрёте, наверное.
Надежда грустно улыбнулась.
– Пожалуй, что скоро и умру.
Она вытащила ноги из песка и перебросила их через почерневший от времени деревянный бордюр песочницы. Там, за оградой, в низкой истоптанной траве стояли её истрепавшиеся босоножки. Она принялась застёгивать их, надевая на сморщенные, костлявые ноги – каждое движение медленно, чтобы не вызывать боль. Девочка наблюдала за ней со спины:
– Вы обиделись? – растерянно спросила она.
Надежда замерла и улыбнулась сама себе.
– Нет, не обиделась, – ответила она. На самом деле, это была неправда – она чуточку обиделась, но не всерьёз. Дети не понимают, что говорят.
– А почему вы уходите?
– Пора пришла. Утро кончилось, вот и ухожу. Скоро люди придут, скажут – полоумная, бабушкам нельзя в песочнице сидеть…
– Вам можно!
Старуха вздрогнула и выпрямилась, перестав застёгивать сандаль. Что-то отозвалось у неё в голове на восклицание девочки и внутри стало пусто, словно прошедшие годы на время ушли куда-то, дав вспомнить самое-самое начало всего.
– Я вам разрешаю! – гордо сказала девочка, – Я хозяйка песочницы! Я первая приехала! Давайте вместе строить крепость.
– Я вам разрешаю!
Это были её слова. Как смешно услышать собственные слова себе в ответ, подумала Надежда, пока утренний ветерок трепал края её выцветшего платка. Как странно, как грустно.
– Знаешь, Надя… – сказала она, – …когда-то я тоже была хозяйкой этой песочницы…
– Неправда, я вас не знаю.
– Правда, только давным-давно. Много лет назад, когда ваши дома ещё не построили, а вон те старые, – она указала туда, куда смотрела: через детскую площадку на пятиэтажный кирпичный дом, – Те дома были самыми высокими в городе… их только возвели, тут было много ребятни, а я приехала первее всех и объявила себя хозяйкой…
– Вы не могли приехать раньше меня! Я самая первая! Раньше даже песочницы не было!
– Песочница здесь очень, очень давно, – слабо возразила Надежда. Ей казалось странным, что она как будто помнила уже эту девочку и разговор… неужели та приходила раньше, а она забыла? Нет или да?
– Лучше давайте строить крепость!
Надежда оглянулась.
– …И крепость я тоже помню, – удивлённо сказала она.
– Давайте, а то другие ребята придут, – предложила девочка, усевшись в песок, и тем окончательно замарав в пыли комбинезон. Серьёзно глядя на старуху, девочка протягивала ей красный совок. Перед ней располагалось нечто, при должной фантазии походящее на часть крепостной стены.
– Я не умею строить крепости.
Но это было неправдой: она умела строить крепости.
– Это же легко!
– Надя, я слишком старая…
– Хозяйке песочницы нужна крепость, – категорично ответила девочка.
– Ну хорошо…
Сама не понимая, что она делает, старуха перелезла обратно через бордюр и упала на колени, запачкав подол своего платья.
– Держите!
Надя протянула ей совок.
– Я буду строить свою сторону, а вы свою.
Она отвернулась. На солнце снова набежала туча, зашелестела листва в высоких деревьях над песочницей. Надежда смотрела на совок в своей руке, не понимая, почему так колотится сердце. Обычный совок из дешёвой красной пластмассы. Стена из песка… забытые воспоминания, одуванчиков сок…
Старуха взяла совок обеими руками, и слабым, робким движением воткнула его в песок. Тот чавкнул, погрузившись лишь на пару сантиметров. Надежда ковырнула, доставая мягкую песочную массу со дна ямки, помяла её сморщенными руками и осторожно поместила перед собой, пристроив к Надиной части крепостной стены.
Туча сбежала с солнца и в воздухе запахло краской. Сильный, привычный запах, много раз встречавшийся в жизни… откуда же тут краска? Надежда оглянулась по сторонам, и сообразила – конечно же, пахло недавно покрашенное дерево песочницы.
– Вы строите?
– Строю, Надя.
– Стройте как следует!
Она копнула ещё раз, достала ещё один комок. На площадке вновь сделалось темно, зашумел ветер, потом успокоился, опять хлынули лучи солнца. Ещё комок; ограда, мало-помалу, росла. Ещё комок. Надежда подняла голову, чтобы перевести дух, и огляделась. Далеко за верхушками деревьев виднелось синее небо, по которому быстро бежали тучи. Единственный высокий дом стоял за спиной.
– Мой папа – учёный.
– Мой папа тоже был учёным.
Надежда копнула другой раз, третий, потом снова и снова. С каждой порцией мокрого песка крепостная стена становилась всё длиннее, копалось всё легче. Она вонзала лопатку в песочницу, поддевала её, выковыривала новую порцию и укладывала ещё сантиметр стены, а по небу мчались высокие облака, быстрее, быстрее, то скрывая, то выпуская из плена солнце, а вокруг бесновался ветер, срывая листву с деревьев и делая их всё короче. Пахло асфальтом, стройкой, свежим деревом, осушенным давным-давно болотом на задних дворах, пахло сваркой и старыми машинами, газетами и коврами со стен, и всё время пахло летом, молодой травой и соком одуванчиков.
– Я приехала сюда первая.
– Я тоже приехала сюда первая.
Скрип совочка – шлепок мокрого песка, скрип совочка – шлепок песка. Стена, невысокая, сантиметров в десять, неровная местами, с отпечатками детских и взрослых пальцев, росла кругом подле Надежды и Нади. Они сидели спиной к спине на песке, старая и молодая, выковыривая и нашлёпывая недостающие кусочки.
– Шлёп.
Последний комок песка лёг на своё место.
– Я тут была раньше всех.
Она обернулась, чтобы повторить это маленькой Наде, но девочки не было. Песок с её стороны был нетронут, никаких следов раскопок, только готовая стена с отпечатками пальцев на ней – где взрослых пальцев, где старых, где маленькой девочки. Убежала…
И тут, напоследок, будто выработавший ресурс мотор, чихающий, перед тем, как заглохнуть окончательно, память подбросила Надежде ответ:
– Раньше всех. Я здесь жила ещё когда Садовую улицу называли улицей Герцена. Когда домов… – она оглянулась: каких домов? – домов ещё не было…
Старуха воткнула свой красный совочек и надавила на рукоять.
– Я хозяйка песочницы.
В небе ни облачка.