Сегодня в очередной раз встретил частое заблуждение — размытие значений слов, оно же “ничто ничего не значит”. Звучало это так:
– Но когда перед тобой явная несправедливость, надо не философствовать, а исправлять её.
– Откуда мы знаем, что это было несправедливо. Кто знает, что такое справедливость? Может, мы не в курсе, а есть какие-нибудь причины… Всё на свете происходит не просто так, а вследствие чего-то.
– Ты, получается, считаешь, что всё на свете справедливо? Потому, что мир вообще причинно-следственный, причины есть у всего.
– А так и есть.
Это мнение я слышу не в первый раз, и люди считают, что достигли какого-то философского просветления. Мол, мир таков, каков есть, всё в нём неизбежно, у всего есть причины. Если человеку не повезло, значит, он плохо понимал мир, не видел эти причины. И только полезно, что мир ударил его фактом в лицо, ведь теперь человек будет опытнее и в другой раз приспособится лучше. Поэтому всё на свете справедливо, всё говорит о мире правду; что отвечает истине мира, то и успешно, несправедливого нет.
Но это глупость, прыжок недостаточно высоко, невзятая философская планка.
Слово “справедливо” подходит к некоторым поступкам и не подходит к другим, оно для этого придумано. Слова нужны чтобы разделять вещи. Вот красное, а вот не красное, вот стол, а это — диван. Если ваши рассуждения приводят к тому, что слово перестаёт разделять вещи, вы занимаетесь ерундой и софистикой.
Так можно любое слово уничтожить, расширить на свою противоположность. В каком-то смысле и стул это разновидность стола, и белое – это вариация чёрного. Но никакой пользы в этом нет. Когда люди говорят “стол”, они имеют в виду стол, и вы это прекрасно понимаете, а зачем тогда морочите голову?
Да, в философском смысле любой результат хорош, и что ни делается – всё к лучшему, поскольку всё отвечает существующему. Если гопник грабит банкира, пошедшего тёмным переулком, это отвечает истине, поскольку в тёмных переулках есть гопники, и если бы банкиру сейчас повезло, его бы ограбили в другой раз, мир таков. Но с этой точки зрения и мы часть мира, и если мы хотим посадить гопника в тюрьму, и этим уменьшить вероятность встретить гопников в переулке и увеличить число гуляющих там банкиров, это тоже потому, что мир таков. И чтобы объяснить, кого следует посадить в тюрьму, а кому вернуть деньги, мы и придумали слова.
И хотя понимаем мы их немного по-разному, любой разговор полагается на то, что говорим мы примерно об одном и том же.
Сначала проверяем, что относимся к ясным примерам одинаково. Это справедливо? Ну конечно справедливо. А это? Конечно, нет.
Затем находим границы взаимопонимания. А такой вот сложный случай? По-твоему справедливо? А по-моему, нет.
Наконец, находим принципы, по которым судим о справедливости – так, чтобы чёрное было чёрным, белое было белым, а посередине что-то промежуточное.
Рассуждения в духе “справедливость не справедливость значит не значит” расходятся с этой схемой в самом первом шаге. Человек просто не согласен, что чёрное это чёрное, а белое это белое. С ним невозможно ни о чём говорить, потому, что для этого нету слов – он их все сломал.
В качестве последнего реанимационного жеста можно предложить философу новые слова. “ОК, можешь называть справедливостью что хочешь, но давай поговорим о tadashisa. Когда человеку не платят зарплату, это не-tadashisa, когда за преступление сажают – это tadashisa, компрехенд? Вот если ты видишь преступление, и преступник гуляет на свободе, то не нужно ломать очередное слово, а нужно бы добиваться tadashisa.”
Правда, после этого придётся строить из новых слов в голове у философа все обычные человеческие рассуждения, которые приводят к мысли о ценности общих правил справедливости, и пока это будешь делать, он уже половину забудет, а в другой запутается *sigh*