Категория: Сочинительство

Стивен Кинг, 11-22-63

Приятная книга, герой даже побывал в Дерри и повстречался с детьми из "Оно". И в середине сюжет ещё симпатичнее меняет направление, как бы обманув, о чём будет книга.
Но кончается ничем и обидно.

Теперь я вспомнил, у Кинга часто так – но обычно хоть пополам с хорошим, "многое отдали, но кое-чего добились". А тут просто путешествие героя. Фродо пошёл к горе, многое вынес, постоял на краю вулкана, кольца не принёс, вздохнул и пошёл домой постаревшим. В жерло не свалился, вот и хэппи-энд.

Один способ, как можно объяснить книги – это в виде историй. Когда автор пишет, и когда мы читаем, в голове постоянно есть ощущение, как сейчас можно сказать, арки книги. Ощущение, о чём она.

Арка? Это не арка, во всяком случае, не в узком смысле, хотя вроде бы арочность важна.

История? В книге может быть много историй, но будет она всё-таки о чём-то одном. Может быть, о главной из этих историй, или о чём-то более общем.

"О чём она"? "Что хотела сказать"? Но речь не о морали книги, не об уроке, который она пытается преподать.

Но легко заметить, когда арка книги не в порядке. Дочитываешь книгу и не понимаешь, к чему она вся была. Было то и сё, затем пятое-десятое, конец, а зачем это нам было знать? Или даже внутри книги какие-то маленькие истории и вызывают сочувствие, но в итоге всё равно непонятно, что началось и что закончилось ("100 лет одиночества").

Бывает, наоборот, случайные события или пересказ исторических событий складываются в историю, хотя никто этого не задумывал.

Чем _история книги_ отличается от множества историй в этой книге? Может, тем, что _история_ управляет чувствами? У истории должно быть начало, это момент, когда мы начинаем чего-то хотеть. У неё должен быть конец, когда мы получаем или не получаем желаемое. Часто история может обманывать нас, объясняя нам наши желания сначала одним, а потом другим, более глубоким образом.

Но видимо, чувства должны появиться сразу, чтобы потом история была цельной.

Например, история "11-22-63" сразу вызывает ностальгию путешествием в прошлое. Мы хотим, чтобы герой отправился в прошлое, чтобы там мы (а особенно американцы) посмотрели на всё, что ушло, на тёплый мир детства.

А также, и это тоже вызвано сразу же, чтобы мы исправили несправедливости, чтобы, зная больше других, помогли своим друзьям, чем обычно заслужили бы благодарность.

И на полпути книга вдруг делает поворот и как бы говорит: ты видишь свои тёплые чувства, свои тёплые желания? Я разгадаю их по-другому. Ты хотел не прошлого, ты хотел уюта и тепла, доверия и любви, какие у тебя были в детстве. Ты хотел не геройствовать, ты хотел защитить любимых и друзей.

Книга всегда была о любви, ты просто не замечал. В этом её арка.

И когда арка нарисована, у неё должно быть законное продолжение. Мы должны получить, или не получить, то, что хотим. Герой должен принять эти чувства, и это будет арка о понимании важного. Или пожертвовать ими.

Подумав некоторое время, вот ещё, что я надумал.

Книги по своей сути истории, а истории рассказываются с какой-то целью, с целью описать какое-то событие достаточно полно, чтобы другие смогли понять, чем оно интересно или смешно, или поучительно. С этой целью рассказчик, зная, к чему ведёт, выбирает предпосылки и строит контекст.

Поэтому и в книге событие не может быть просто событием, оно должно быть предпосылкой для чего-то, необходимой подробностью. И наоборот, поскольку рассказчик ставит акценты на важном, подчёркивает, приближаясь к сути своего рассказа, то подчёркнутые, важные по интонации события должны следовать из множества всего, что было сказано прежде. Такая ситуация, когда важнейшее в сюжете событие ни из чего не следует, и даже не только не следует – ничему не противоречит, ни для чего не неожиданность (поскольку всё это тоже форма предпосылки) – это редкость, и мы это ясно увидим по интонации.

Поэтому сам формат рассказа означает, что важные события собирают в себя множество сказанного прежде, нам остаётся только поискать и понять – что именно. И таким образом, важные события перестраивают всё прошлое рассказа, поясняют его, дают понять, для чего и с каким смыслом автор это рассказывал.

И точно так же, важные события должны сами быть предпосылками для ещё более важных, иначе зачем они со всем своим хвостом были собраны и встроены в рассказ?

Таким образом, рассказ получается как река, он собирается из мелких ручейков, которые сливаются вместе, в крупные потоки, в мощные русла, которые могут соединяться, а могут схлёстываться.

И в таком представлении я могу сказать, что неправильно в "11-22-63". Во-первых, Ли Харви Освальд. Вся история Ли Харви Освальда это череда ручейков, которые никуда не втекают. Крупного русла не образуется. Мы не начинаем ненавидеть Освальда, другой поток не заставляет нас потом изменить своё мнение и понять, или даже полюбить его. Рассказанное не складывается и не вычитается. Именно так выглядят документальные книги, поскольку история часто лишена драматического сюжета.

Во-вторых, противоречие на границе первого и второго томов. Весь первый том рассказ собирался в ручейки и русла, превратившись в два мощных потока: желание героя исправить прошлое, и его желание спасти Сэйди. На каждой чаше весов – длинная история и связанные с ней чувства. Но Сэйди побеждает. И мы это знаем так твёрдо, что нам не нужно объяснять мотивы героя в конце тома. Мы и так знаем, что он думает и как поступит. Огромный поток столкнулся с другим, и второй, в своём накопленном величии, послужил сравнением для необъятности первого; первый смял его, и автор не трудится описывать, как – не было даже спора.

И вот, во втором томе, внезапно, перед нами совершенно другой поток: история о том, что время исправлять нельзя потому, что получается только хуже.

Такие истории бывают. Они бывают интересными. Они копят свои потоки, собирают ручьи в ту и в другую сторону, сталкивают их, умножают, и в конце концов сводят вместе – огромные надежды и огромные опасения, всё большие признаки провала и полное нежелание их видеть. Например, "Хладбище домашних любимцев" так устроено. Помните, как сложился из мелочей ручеёк о воскрешении кота? А помните, как неожиданно потом обернулся звучавший совсем негромко сюжет об их малыше? А как эти ручьи слились? А как из них получился ещё более страшный, про его жену? Вот как набирает силу такой сюжет.

Здесь ничего такого не было. Вообще ничего не было в этом русле. Чуть-чуть про сопротивление времени, но это не набрало силу, осталось небольшой вспомогательной темой.

И вот, внезапно, мощные русла, собравшиеся из всей первой части книги, исчезают, а вместо них появляются другие, в которых нет воды. Замазкой склеен переход.

Три несвязанных потока:
– Ли Харви Освальд – оторванный от всего поток, не собирающийся ни во что
– Сэйди – суть книги
– И неудачи от перемены времени – совершенно другой сюжет, возникший из неоткуда

Вот почему книга выглядит странной.

Ни одно исправление не привело исключительно к худшему. Наоборот, почти все получились неплохими. В той степени, в какой неплоха случайная жизнь. И вдруг герой отказывается от всех? Потому, что какая-то "загадочная сила времени" ему противостоит?
Ничего подобного не было в первой половине книги!

Что-то странно не клеится, и у меня есть догадка, почему.

Кинг говорит, что пытался написать эту книгу ещё в 1975г. Вот что, я думаю, произошло. Кинг написал тогда всю первую часть. Всё, кроме "Человека с зелёной карточкой". В этом месте проходит явный водораздел, им первая книга заканчивалась. Дальше Кинг хотел написать второй том, но почему-то не смог. Возможно, сюжет оказалось приятнее воображать, чем проживать в подробностях.

И вот, спустя много лет, он достал эту рукопись, и решил с ней что-то делать.

Но достал её уже другой человек. Теперь он забыл, в какую воду входил прежде. В его руках была чужая рукопись, и он принялся её исправлять. Доделывать то, что было не в порядке.

Он изучил подробно всё об убийстве Кеннеди, и все эти подробности внёс в книгу. Предположив, что возможно, из неё получится документальный роман. Что если книгу превратить в документальный роман, станет понятно, зачем она. Всё это было бесполезно. Освальд у Кинга неинтересен. И это неудивительно. Писатель отвечает перед красотой, учёный перед точностью; если Кинг взялся не погрешить против истины, то он взялся написать скучных героев.

Мира "Что бы было, если бы" в прежнем варианте наверняка не было. Даже наоборот, возможно, был хороший мир, от которого герой отказался. Кинг, опять же, старательно выяснил у друзей-политологов самые плохие варианты альтернативной истории, о чём сам пишет. Получилась формальная ерунда, проведя в которой день, герой ставит галочку "и это повлияло на него решительным образом и переменило все его взгляды".

Загадочный пьяница у выхода из норы своим присутствием намекает, что у времени есть другие, более сложные тайны, которые герою ещё предстоит узнать. И вдруг эту загадочность стравливают, так и не использовав.

Герой с разбегу из первого тома влетел в ненужном направлении, сделал десяток шагов, останавливаясь, развернулся, и поплёлся назад. Конец.

То есть, весь "Человек с зелёной карточкой" – это затыкание и подшивание половины пантеры, чтобы хоть в каком-то виде выпустить её в свет:

Что теперь с этим делать?
Не знаю, что сделал бы Кинг, мне приходит в голову вот что.

Герой, о котором мы читали, выиграть не сможет. Пусть авторским насилием и произволом, но он принял свои решения. Для него исправляться слишком поздно. Но это книга о путешествиях во времени. Другой главный герой, моложе на 5 лет, может вернуться в 1958 и всё повторить. Как дополнительный плюс, нам не придётся заново смотреть все события! Их можно пропускать, останавливаясь только на новом. И нас не будет смущать, что герой проживает свои чувства вторично каким-то менее искренним образом, чем в первый раз.

Новый герой это деятельная сила, которая может заставить главного героя ещё раз подумать и выбрать иначе, лучше.

Что же делает первый герой? А вот что: он помогает второму не совершить своих ошибок. Вот в такой форме redemption arc вполне возможен. И даже bittersweet ending, потому, что сам он всё потерял.

Поскольку "закон, что от перемены всё будет плохо" в первом томе никак не объяснён, и даже и не виден, а герой просто уверовал в него приказом свыше, я считаю, его можно выкинуть, и настоящая природа времени в чём-то другом. Но спасать Кеннеди нельзя, раз уж мы видели, к чему это приведёт. Будет забавно, если герой не будет мешать молодому себе действовать как прежде (по тем же причинам: чтобы не нарушать ход событий), но в последний момент сам пристрелит Кеннеди вместо обезвреженного Освальда и окажется вторым стрелком.

Influence porn

А вы обращали внимание, как часто в сюжетах герой обладает не властью, а влиянием на власть? Что-то в этом есть подкупающее. Герой – полководец или царь? Нуууууу. Герой – средний человек, к которому (такой он исключительный) прислушиваются полководец или царь? Вооооо.

При этом власть должна быть во-первых, субъектом – её поступки нельзя предсказать, она решает строго и не всегда в твою пользу, – а во-вторых, более жестокой, чем хотелось бы. Герой должен влиять на неё в хорошую сторону. Это Фандорин с царской властью, это Цунэмори в Психо-пассе, это все попаданцы и все короли, которые берут их под крыло.

До какой степени в этом сюжете власть может быть злом? А вот это интересно. Похоже, что до любой :) Почему систему Сибил в Психо-пассе хочется оправдывать, хоть она местами и зверюга? Потому, что система Сибил прислушивается к Цунэмори. А интуиция знает: не может наш влиятельный союзник быть таким уж плохим. У нашего влиятельного союзника наверняка есть хорошие стороны!

О театре и переводе

В переводе главное — хорошо понять смысл. Передать его можно по-разному, активный словарь у всех разный, но когда смысл ясен, пару-тройку неплохих вариантов придумает любой.
Идеально передать стиль это уже второе дело. Перевод в любом случае будет гармоничным, поскольку переводите целиком вы.

В театре с давних пор есть условно две школы: чувства и действия.
Школа чувства говорит, что нужно поставить себя на место героя, вызвать в себе такие же чувства и они сами отразятся в поведении.
Школа действия считает, что никаких хитростей не надо, а в сценарии должно быть написано “Он подошёл ко столу, схватил листок, пробежал взглядом, стиснул зубы, скомкал бумажку и швырнул в огонь”, и будет ясно, что герой взбешён.

Школа действия, по-моему, в конечном счёте права. Чувства выражаются в действиях. Попробуйте сыграть: “сидевший на диване человек рассердился, но слушал дальше и еле сдерживался”. Ну?) На позе и выражении лица далеко не выедешь. Нужны поступки (или обстоятельства).

И когда автор пишет книгу, он тоже передаёт чувства действиями. Герой хлопает дверью или уносится, забыв её закрыть, а не объясняет словами, что рассердился или обрадовался. Но автор выбирает, что показать! Подробности мы додумываем сами. Вы без меня знаете, что герой хмурился, к столу шагал нетерпеливо и взгляд его был прикован к бумажке.
Актёр же все подробности, которые книга оставила фантазии читателя, должен сыграть. Если он что-то пропустит, зритель почувствует обман. Подсознание плохо разбирается в логике, но легко замечает нарушение гармонии.

Но в поведении столько мелочей! Их трудно все описать и ещё труднее сознательно сыграть. В этом правота школы чувства. Она учит играть гармоничное поведение бессознательно, обращаясь не к логике, а к своим привычкам.

То есть, театр похож на перевод. Перевод со сценарного на поступочный. Нужно понять смысл написанного. Отметить самое важное. А затем сказать это теми “словами”, которые есть у тебя в голове.
Поэтому каждый актёр в какой-то мере играет себя. Так же, как каждый перевод это немножко сочинение переводчика.

Начало последним

Замечал, что некоторые рассказы удобно заканчивать, переписывая начало. К середине рассказа как раз разгоняешься и входишь во вкус, концовка получается яркая и новое начало как раз получает часть этой яркости и оказывается со всем вровень.

Наверное, это значит, что конфликт рассказа я нашёл только к середине. Впрочем, так и бывает. Для больших произведений это нехороший знак, всего не перепишешь.

Хотя некоторые и переписывают! Слышал, что пишут произведение по три раза.

Уровни

Хорошее произведение можно несколько испортить грамматическими ошибками. Но плохое, как ни старайся, безупречной грамматикой не исправишь. Правописание стоит на уровень ниже всех остальных качеств рассказа, и влияет на его успех меньше всего.
Таких уровней много. Сверху вниз, от самого главного к пустякам:
1. Идея, мысль, посыл, авторская позиция. Большинство книг её лишены, либо она банальна (любовь побеждает всё; главный герой самый крутой; быть плохим плохо, а хорошим хорошо).
Пример очевидной и нестандартной авторской позиции: “Звёзды – холодные игрушки” Лукьяненко (дискутирует со Стругацкими: мир, где общество управляет личностью – это плохой мир).
2. Костяк сюжета, характеры ключевых песонажей. Например, “Грозовой перевал” Эмилии Бронте держится в основном на характерах Хитклиффа и Кэти.
3. Сюжет, выбор сцен, их проработка. Приключенческие книги – фантастику, фентези – обычно читают как раз за это.
4. Стиль и язык. Почти невозможно выехать только на стиле, но есть книги и фильмы, которые известны за то, что гениальный стиль с чем-то сочетают (к примеру, многие аниме Шафта).
5. Оформление, правописание, шесть пальцев у персонажа на рисунке и прочие мелочи.

Кроме того, что верхние уровни значат гораздо больше для успеха, нижние ещё и проще исправить. Поставить или удалить запятую – дело, не требующее ни времени, ни особого ума: знай, смотри в правила. Чтобы исправить стиль речи, избавиться от канцелярита, перестроить предложение, нужны, по крайней мере, опыт и хорошее владение языком. Менять сюжет на ходу тем сложнее, чем масштабней переделки, а мысль, пошедшую в основу книги, вообще нельзя изменить, и когда люди пытаются в самом последнем абзаце придать своему пустому приключению какое-то философское звучание, выглядит это ужасно.

Давайте посмотрим, что получается, когда авторы не делают ничего выше (или ничего ниже) одного из уровней:
1−. Авторская позиция и ничего более – ни сюжета, ни героев, корявый язык, ошибки в тексте. “Автор, ты дико умён, но паршивый писатель. Потраченного времени мне не жаль, но это не литература”.
2−. Отличная задумка на интересную тему, но исполнение и стиль никудышные. “Этот человек однажды станет гениальным писателем, он мыслит широко и удивляет меня. Читать его пока тяжеловато, но я буду за его книгами следить”.
2+. Наоборот, сюжет и стиль безупречны, однако в целом мораль самая обычная. “Хорошая приключенческая книга, побольше бы таких! У всех середина наполовину, а тут не на что жаловаться”.
3−. Всё хорошо, кроме стиля. “Текст корявый, но лучше книги я не читал”.
3+. Наоборот, только стиль и описания хороши, а костяка сюжета и посылки нет. “Полочный ширпотрёб, клонированное фентези, боевик, фантастика”.
4−. Книга, где кроме опечаток всё безупречно. Бестселлер и мгновенная классика (разумеется, опечатки в два счёта поправит редактор).
4+. Наоборот, книга, где только правописание и типографика в порядке. Такую никто и печатать не станет.

Видно, что вкладывать основные усилия нужно в верхние уровни, поскольку каждое очко в них даёт быстрый прирост качества. И напротив, книги, сделанные только из нижних уровней, почти никогда не бывают успешными. Впрочем, и тут есть свои ниши.

Redeeming quality

В идеальном мире каждая строчка книги должна доставлять удовольствие. Но за редкими исключениями авторы, которые говорят, что “каждое слово у них к месту” – врут.

Большая часть любой книги – довольно невкусное литературное тесто. Задним числом оно кажется интересным, но это неправда: его терпят только ради редких восхитительных моментов: трогательных, величественных, смешных, возвышенно трагичных. Остальное время за книгой держит не чтение текста, а ожидание этих моментов.

Проверьте! Возьмите любимую книгу и выкиньте десять самых сильных сцен. Стали бы вы читать то, что останется?

Чем лучше автор, тем интересней его набивной текст. Он может быть полон шуток или маленьких кульминаций сам по себе, тогда и без ключевых сцен читать книгу не скучно. Однако принципа это не меняет. Нам, как авторам начинающим, можно извлечь два урока:

Во-первых, как взглянуть на свой рассказ со стороны и понять, хорош ли он? Проверьте, есть ли в нём одно конкретное достоинство, в простом случае сцена, ради которой его стоит читать. Если такая высшая точка есть, ваши огрехи читатель потерпит. Если её нет, рассказ безнадёжен.

Во-вторых, поняв, в чём стержень вашего рассказа, дразните этой сценой читателя. Дайте ему понять, что такая минута в рассказе будет. Если пишете комедию, намекните, какого рода недоразумение вы готовите. В детективе бросайте подозрение на всех (высшая точка – раскрытие преступника). В романтической истории намекайте, что объяснение может состояться, но делайте его несбыточным, чтобы читатель его желал.

Насколько ясно нужно объявлять свои цели – зависит от склада книги и читателя. Но не объявлять их совсем – это ошибка, которая приведёт к тому, что книгу бросят, не дочитав до самого интересного.

Что нужно любому ваннабе-писателю – это неограниченное число испытателей, которые сообщали бы:

Начало смешное, но диалог на двенадцатой странице затянут. Второй флешбек идёт слишком рано; этого говорить ещё не стоит. Обморок героини выбивается из стиля… и так далее.

Вместо этого стандартных ответов два:
1. Не, чё-то скучно как-то.
2. А чё, мне понравилось.

Ну блин! Ну граждане!

Если очень повезёт, достаётся сравнительная характеристика:

Раньше было лучше.

Сложись дела так же у программистов, компилятор выдавал бы им только одно: “Эта программа не годится”. И снова её бы не принимал, потому, что видел уже.

О вырезанных героях

Когда сочиняешь длинный рассказ, иногда выясняется, что какой-то герой совершенно не нужен. Он появляется всё реже, и, наконец, машешь на него рукой и перестаёшь о нём думать. Когда рассказ дописан, нужно вернуться и вырезать его. Удалить все загадки, которые не получили ответов, намёки, которые ты давал, ещё думая, что персонаж сыграет важную роль в сюжете.

Слова его стираются, беседы с ним перераспределяются по другим героям, упоминания выбрасываются. Какую бы маленькую роль он не сыграл, другие заменят его.

Только что герои шли вшестером – и вот их уже пятеро. А рядом с ними шагает тень. В этой сцене он бы что-то добавил. В следующей шутил бы, разнимая героев. Книга всё это помнит. Сейчас за него говорит другая девушка, но слова по-прежнему его. Он здесь, он в этих репликах, розданных другим или не прозвучавших – недописанный, но всё же повлиявший на сюжет человек.

Читатели никогда не узнают, что рядом со знакомыми героями всю книгу шёл совершенно незнакомый персонаж. Что его следы, как в покинутом доме – брошеная тарелка с едой, развёрнутая газета – повсюду, и его характер, не заслуживший упоминания в книге, тем не менее, упоминается в ней.

О правде и каноне

В выдуманных мирах есть два вида правды.

Первый – правда, которая выглядит наиболее логичной.
Второй – правда, которую имел в виду автор.

Две не всегда совпадают.

В случае, когда логичным выглядит одно, а автор говорит другое, побеждает автор. Правда жизни искажается и всем свидетельствам против авторского замысла срочно ищутся невероятные объяснения.
Поэтому важнее доказать не какая гипотеза правдива, а какую считал правдивой автор.

Метод написания книг имени меня

Тщательно изучив существующие методы написания книг, я пришёл к выводу, что каждый из них упускает важные детали, потому-то ничего и не получается у авторов! Пришлось разработать свой собственный, надёжный алгоритм. Он действительно работает! Итак:
1. Сядьте за стол.
2. Напишите книгу.

Это проверено! Именно так писали книги Достоевский, Кинг и Лондон. Даже Роулинг писала книги точно так же, только столик у неё был маленький и в кафе – вот оно и вышло. Так что ясно, какое огромное значение имеет столик.

Если столик…
…маленький и в кафе – то получится сказка про волшебников
…большой деревянный в комнате с высокими потолками – книга про студента с топором.
…железный, прибитый к палубе – солёная история про морского волка.
…деревянный, в грубо срубленой хижине – белое безмолвие.
…офисный, с ящиком для входящих – кляуза на товарища.
…туалетный, рядом с больничной кроватью – завещание.