Категория: Книги

Впечатления от прочитанных книг.

Штросс, Missile Gap

Оказывается, было в истории Америки время, когда они думали, что у нас межконтинентальных ракет больше, чем у них. Против их 130 ракет мы могли выставить либо 300, либо 500, либо очень скоро уже 1500, смотря кому верить. Это отставание называлось в прессе Missile Gap, “отставание в ракетах”. На самом деле у нас ракет было штук 10.

Чарльз Штросс – это автор Акселерандо, которое если вы не читали, то читайте с удовольствием.

В “Missile Gap” США и СССР и весь остальной мир в 3 часа утра какого-то дня в 1960-х, во время кубинского кризиса, сдвинулся и стал плоским. На севере вместо полюса бескрайний океан, на юге тоже, и так же по сторонам. В небе другие созвездия. Если плыть по океану сотни тысяч километров, то найдёшь новые континенты, прежде невиданые на Земле. Ядерная война теперь сложнее, чем прежде, и в этом странном мире, где 1960-е смешались с 1600-ми, СССР и США продолжают свою борьбу, отправляют колонистов на новые земли и пытаются понять, где оказались.

Повесть очень короткая, 100 печатных страниц, и я немного жалею об этом. С такой завязкой мне хотелось бы прочесть больше про этот мир, уж больно он интересен, мир, где современные страны с технологиями нашего времени вновь оказались посреди недорисованных карт, и колонизируют неизведанные земли так, как это было в эпоху Португалии и Испании: без всякого снабжения, без интернета и радио, редкими кораблями, которым приходится месяцами плыть через неизвестные моря.

“Дэвид Копперфильд”

Для классического романа неплохо, довольно интересно было читать! Бабушка Копперфильда проницательная и симпатичная, и вообще герои веселят почти современным сарказмом (обычно в старых книгах он какой-то сухой)

Только романтика ни разу не вписалась в повороты сюжета, каждый раз Диккенз молотком её в паз загонял, а иногда и пилой.

Как у них там в Англии все пьют, оказывается! Шестилетний мальчишка с друзьями “бегает в магазин за настоечкой” и перед важным делом “подкрепляется элем”.

Unsong

Спойлеры!

Почти закончился Unsong, каббалистический фантастический роман, где корпорации перебором подбирают имена бога и охраняют их по закону об авторском праве, архангел-аутист перевёл вселенную с божественной благодати на стройную и понятную ему математику, семилетняя девочка сидит у него в урагане и учит его шуткам, некто на лодке “Ни для чего не метафора” с семью парусами разных цветов катает желающих догнать бога, а Нил Армстронг пробил небесную твердь, не вернулся оттуда и теперь вещает на святой частоте. Каждую новую главу в нём происходит что-то весёлое и сумасшедшее и зашкаливающее.

Если вы хотите бесспойлерную версию этого описания, то роман про то, как главный герой случайно подобрал чрезвычайно могущественное имя бога.

О да, не исключено, что автор просто писал всё, что ему в голову придёт, как это часто хочется сделать многим начинающим фантастам, которые втайне подозревают, что их обманывают, и никакой план не нужен, и лучше бы вышло, если бы они просто следовали rule of cool. И теперь таким авторам будет ещё обиднее, поскольку у кого-то это всё-таки получается!

The Tao is Silent

Недавно умер Реймонд Смальян, автор некоторых загадок про правдивцев и лжецов, которые знает любой мехматянин.

Читая о нём, я нашёл забавный диалог между богом и человеком, где последний недоволен, что ему дали свободу воли. “Я её не просил! Не в моей воле было получать свободу воли”. Смешной и неглупый текст, хоть и легко придумать, как стоило отвечать на месте человека.

(Есть ещё другой весёлый разговор — с инженером, который построил машину, точно узнающую чужие чувства)

Заинтересовавшись, я прочёл всю книжку, из которой взята глава — “Дао безмолвно” (The Tao is Silent). Это пересказ кое-каких идей даосизма с точки зрения западного учёного, который ими увлёкся. Даже просто эссе на эту тему.

Но, увы! Точка зрения западного учёного никак не помогла даосизму, он остался для меня таким же пустым звуком, как был. (Такое определение дао могло бы понравиться Смальяну!)

Легко возразить на всю ерунду, которую Смальян пишет, но не буду занудой. Вот отсутствие занудства это одна хорошая вещь в этой книге:

Однажды дзен-мастер спросил ученика:
– У меня есть трость и всё-таки её нет. Как это?
– Не знаю, – сказал ученик.
– А ты пойми.
– Я не могу, – подумав, сказал ученик, – Может быть, она есть в каком-то одном смысле, а нет её в каком-то другом?
– Нет! – воскликнул дзен-мастер, – Трость есть и её нет совершенно в одном и том же смысле. Скажи, как это возможно?
– Да пошло всё к чёрту! Мне этого не понять! – воскликнул тогда ученик, бросил занятия и ушёл.
Пятнадцать лет он скитался по земле, занимаясь другими делами, и всё же загадки бытия мучали его. Через пятнадцать лет он вновь нашёл того же мастера и сказал:
– Столько лет я скитался, и не могу простить себе, что не узнал ответа. Скажи же, как это — что трость есть, и всё-таки её нет?
– Это я тебя такое спросил? – удивился дзен-мастер, – Господи, что за бред.

Орокамоногатари / Байки о дурочках

Хорошие новости для тех, кому понравилось Коимоногатари. После заурядных Овари и вовсю унылейшего Коёми, и что там ещё было после очередного окончания цикла, Орокамоногатари очень даже неплохая, особенно первый и последний рассказы.

Более того, в первом рассказе Исин повторяет прямо тот же самый трюк, что использовал в Коимоногатари, и трюк опять работает. Он берёт персонажа, которого мы привыкли видеть в некотором свете, и громко соглашаясь с этим описанием, показывает его на деле с обратной стороны. Что-то при таком контрасте между словами и делом заставляет сочувствовать герою особенно остро — как будто наше собственное мнение складывается вопреки авторскому, и чем сильнее мы в нём убеждаемся, тем больше нам хочется, чтобы автор не закрывал на это глаза, чтобы так и получилось. Мы влюбляемся в те качества, которые разглядели в герое сами, не послушав объяснений и оценив его поступки. Имота, кстати, тоже пользовалась этой хитростью.

В Коимоногатари героем был жулик, который заботится о людях, в Орокамоногатари это – не буду говорить, кто; я был удивлён, хотя задним числом кажется, что вариантов немного.

Второй рассказ слабее прочих, и наводит опять на те же мысли, которые у всех возникают к 12-й главе Коёми. “Ну сколько раз тебя надо упокаивать-то?” (спойлер)У Канбару дома обнаружилась ещё одна сушёная обезъянья лапка.

Третий в целом неплохой, но самой интересной для меня оказалась побочная сцена. Практически crowning moment of awesomeness. (спойлер сцены)Ононоки (кукла) пришла за помощью к Сенгоку Надеко, и пока объясняла ситуацию, огляделась, как та живёт.
Надеко подросла, не ходит в школу, сидит рисует и почти не покидает дома. В разговоре спокойная, прямо какая-то взрослая. Помочь согласилась, только, говорит, у меня божественных сил больше нету, если объяснишь, что делать, то помогу.
И села рисовать кукле нужный рисунок. А поскольку Сенгоку ваннабе художник, то на это ушло время, рисует как следует.
Между делом кукла её спрашивает:
– А ты мангу рисуешь, значит? В журналы пробовала подавать, на конкурсы там всякие?
Сенгоку говорит, подавала, угу, но ничего пока не вышло из этого.
– Может, ты из тех, кто расчитывает сразу на сеть?
Да, я, говорит, в интернете публикуюсь, но тоже пока без особой популярности. И чего-то про преимущества цифрового рисунка кукле стала рассказывать.
Кукла думает, ну что тут сказать? Говорит:
– Ясно… Да, что сказать, успех даётся непросто.
Сенгоку отвечает:
– Да. И это замечательно.

Франкенштейн

Прочёл “Франкеншейтна”. Это ж надо было так перевернуть книгу с ног на голову, чтобы из неё сделать тот сюжет, который обычно с ней связывают!

В кино и в расхожем представлении рассказ обычно о злобном чудовище, лишёном всякой человечности, о том, как просчитался его создатель, вдохнув в материю жизнь, но не вдохнув души. И как он боролся с бездушной тварью, чтобы устранить свой просчёт.

А книга, наоборот, о человеческих чувствах: Франкенштейн создал монстра и от отвращения бросил его. Монстр сбежал и жил своей жизнью, о которой рассказывает много глав – был великодушным и гуманным и мечтал подружиться с людьми, но все испытывали к нему отвращение. Его душа страдала. В конце концов, он обвинил создателя в своём одиночестве и только тогда начал делать зло, желая помучать его так же, как мучался сам.

Все его поступки были сознательными, никакая “чудовищная натура” им не овладевала, никого он не просил “убей меня, пока во мне ещё остаётся что-то человеческое”. Монстр Франкенштейна – самый обычный персонаж книги, просто уродливый, сильный и несчастный.

Это совсем другая история, тёмный вариант “Красавицы и чудовища”: рассказ об одиночестве и отсутствии сострадания, и к чему оно приводит, а не о “бездушной жестокой твари, которую создатель сделал, не подумав”.

Соринка в оке Господнем

Ещё одна книга из номинантов всего на свете, хвалёная Хайнлайном “Соринка в оке Господнем“.

Название такое потому, что с какой-то из человеческих планет туманность Угольный мешок похожа на человека в накидке, а из под накидки сияет красный сверхгигант – “глаз Маркенсона”. Эта картина считается одним из чудес человеческого космоса, и называется “ликом Господним”. Возле красного гиганта есть небольшая жёлтая звездочка, к которой нет червоточного хода; туда никто не летал, она висит нетронутая среди людских владений, соринка на красном оке могущественной космической фигуры в накидке. Оттуда обычным ходом прилетает космический корабль, не червоточинный, досветовой – не человеческий.

Если в книгах выбирать главное, то “Соринка” про первую встречу с другим разумом. Я понимаю, что это трагедия, я вижу, как перекликается название с пословицей и с положением людей и мотей, но лучшее, что в этой книге есть, её настоящее содержимое – это разнообразные чувства, которые возникают в душе представителей человечества, впервые шагающих в чужой шлюз. Не так уж на этом заостряется внимание, но вот это описанное фоном, на чём внимание не заостряется, и подкупает больше всего в этой книге.

Понравилось, что в будущее повести очень естественно вписаны русские. Не так, как обычно бывает в западной фантастике, где если про русских вспомнят, то в роли безумных сумасшедших, или вечных противников, или тоталитарной космической империи. Рядом с “Мак-Артуром” летает корабль “Ленин”, и это самый обычный корабль, им руководит адмирал Кутузов, хороший, умный герой. Он ведёт себя как обычный человек. Это замечательно. Что-то есть в этом очень приятное и завидное, такой могла бы быть наша западная фантастика – да, у нас есть Стругацкие и Булычёв, но всё же они русские фантасты, а это американские.

Понравилась бы книга и Юдковскому с его “рациональным подходом”. (Хотя о чём я, он наверняка её читал). До последних глав это книга о безумии – об инерции мышления, о наивности людей, по привычке полагающих себя сильными лишь по числу звёздных систем. О, люди понимают свои риски, понимают, но не ощущают их желудком. Понимающий смотрит по сторонам, переходя дорогу, но лишь тому, кто уже встречался с машинами, в глубине души страшно быть сбитым на переходе. Сколько раз хочется бросить книгу и додумать её по своему – “вы подозрительны, но недостаточно подозрительны; осторожны, но слишком мало. Как же вам не страшно, как же не чувствуете, насколько эфемерно ваше преимущество среди этих дружелюбных врагов”.

Многое в сюжете могло бы пойти иначе, особенно в наше время. Но это фантастика.

Задача трёх тел

Прочёл Проблему трёх тел, это китайский фантастический роман, который перевели на английский и русский. Самое интригующее в нём это такая картинка:

Сразу хочется читать, да? Фантастика почти западная, причём совсем не тяжелая, не Френк Херберт или какой-нибудь Желязны. Мне книга напомнила Уэллса – тем, что написана очень просто, по самой классике науки; лишена постмодерна и какой-либо хитрости. Помните ту научную фантастику из детства, которая просто была интересной? Не потому, что правильные квантовые эффекты и путешествия во времени головоломней, чем у других, а просто потому, что есть путешествия во времени. Вот это такая фантастика, вполне нормальная, хотя и не Уэллс и не Уиндэм, конечно.

Интересна игра, в которую играет герой. Он оказывается на воображаемой планете, где солнце встаёт и садится как попало. И много поколений цивилизации пытаются понять, как же садится и встаёт это солнце. Если что-нибудь угадать, то игра переходит к следующему вопросу.
И ещё немного из истории культурной революции в самом начале, хотя подозреваю, что это такие же матрёшки, как многое в других частях книги. В общем, прочесть можно.

Ван Вогт, “Мир Ноль-А”, “Пешки Ноль-А”

Эту книгу хвалят поклонники “Поттера и научных методов”, чуть ли даже не сам автор, и в статьях на tvtropes она считается примером “рассудочного героя”, так что да, я её прочёл. Ну что я могу сказать. Безусловно, это книга о том, что разум побеждает любых варваров, если он экипирован кулаками, пистолетами, телепортацией, телекинезом, прорицанием, бессмертием, спорадическим всемогуществом и роялями в кустах, и в общем-то, уже даже неважно, разум ли это.

Примерный такт сюжета книги: откуда ни возьмись возникло совершенно нечеховское (кхм, ноль-Ч) ружьё в том смысле, что очередная неприятность, которую никто не то, что не предвидел и не заказывал, а вообще неясно, к чему этот поворот. Но герой, поскольку он исповедует неаристотелеву логику, которая непонятно, в чём заключается, но делает всех умными, трезво всё взвесил и ничего не надумал. А потом победил врага с помощью неуязвимости, прохождения сквозь стены и бесконечного оружия. Тем временем, на Земле ещё 150 000 таких же джедаев за неделю построили стопятьсот миллионов заводов потому, что умные.

Ну ладно, временами герой делает разумные выводы (больше в первой книге), но что совершенно точно – книги не о разумности. Даже в этих случаях автор не рассказывает, как герой думает, какими пользуется правилами, как не допускает ошибки, только что “чувства у него под контролем”. Поверхностные объяснения принципов нуль-А не имеют никакой связи с остальным содержанием книги.

Романов-Октябрьский

Одно время мне новые книги Акунина казались никакими. Я говорю о серии “Смерть на брудершафт” и всяких “Квестах” и “Шпионских романах”. Казалось, что Акунин повторяет сам себя, пытается выдумать нового Фандорина, а у него не получается яркой, узнаваемой личности. Получается какой-то Романов, про которого читаешь десятую повесть и толком не помнишь, откуда и куда он бредёт. Или ещё более краткоживущие персонажи, возникшие на 1-2 книги.

И вот недавно я узнал, что Романов в “Смерти на брудершафт” это Октябрьский в “Шпионском романе” и “Квесте” (вот так невнимательно я читал), и вдруг всё стало на свои места. Я стал перечитывать книги, и теперь, когда я знаю, что это история изменения Романова, и знаю, от чего он начал и чем кончит, то их читать почти так же интересно, как классические фандоринские, а Романов-Октябрьский, возможно, и более интересный герой. Удивительно, как одна эта подробность меняет впечатление от книг. Во всём появляется смысл.