void

– Джон Грегори-Ардинг, уроженец такого-то города земли такой-то, – произнёс глашатай. – Энного числа вы взломали дом на эмской-стрит, убили хозяев и украли оттуда пятьсот фунтов стерлингов в деньгах и украшениях. За эти преступления суд Англии приговорил вас к смерти через повешение.
Человек с петлей на шее безразлично смотрел на говорившего. Пятеро других стояли на земле неподалёку, ожидая своей очереди.
– Зря время тратят, – пробормотал один соседу. – С тех пор, как казнь можно махнуть на каторгу, никого не казнят. Зачем вообще эта показуха?..
– Согласны ли вы принять казнь? – спросил глашатай. Приговорённый только этого и ждал.
– Нет, не согласен, – быстро ответил он, – Хочу на каторгу.
– Погодите-погодите, я ещё не всё зачитал, – глашатай остановил его рукой, и вынул второй свиток. Он развернул его, принял торжественное выражение лица и объявил:
– Сегодня, милостию господа бога нашего, любимая королева наша выздоровела после долгой и тяжёлой болезни…
Он хотел сказать ещё, но собравшаяся толпа бедняков не дала ему. Все люди на площади разом захлопали, поднялся гвалт, крики, и пришлось выждать минуту, пока зрители угомонятся.
– Королева выздоровела, – продолжал глашатай, – и в честь радостного события король повелел сжалиться над преступниками, которым на этот день назначена казнь. Они получают шанс выйти на свободу теперь же.
В толпе гневно загудели.
– Погодите, всё будет честно – обратился к толпе глашатай, – Читаю дальше. Милостию королевской приговорённым, выбравшим казнь, позволяется испытать удачу. Если выпадет им шестёрка на игральном кубике, то их немедленно отпустят и снимут против них все обвинения. Если же не выпадет шестёрки, то казнят их, как и было замыслено. Конец цитаты.
Толпа зашумела ещё сильнее, но на этот раз слышались и одобрительные крики.
– Отпускайте их, отпускайте, мы сами разделаемся, – крикнул кто-то.
– Этого позволить не можем, – немедленно заявил присутствовавший шеф полиции, – Освобождённые будут препровождены в такое место, откуда смогут бежать по своему желанию. Закон, друзья, прошу меня простить.
Среди пятерых преступников, однако, только один оживился – черноволосый, средних лет, с густой бородёнкой и очень хитрой мордой. Глаза его сверкнули, он радостно поднял голову. Сосед покосился на него и сказал:
– Играть собрался, дурачина?
– А ты что, нет? – осклабился черноволосый.
– Жизнью рисковать – благодарю покорно, – ответил тот, – Один к шести! Один к двум я бы ещё подумал.
Черноволосый промолчал но посмотрел на соседа презрительно. Тот заметил и спросил:
– Что, не уважаешь? Так ведь жить-то хочется.
– На каторге разве жизнь, – ответил черноволосый, – Уж лучше рискнуть, чем потом гнить.
Преступник, которого сейчас вешали, видно, имел другое мнение. Глашатай ещё раз спросил его, согласен ли тот на казнь, и приговорённый снова ответил:
– Нет, не согласен.
С него сняли петлю и увели прочь. На помост поднялся следующий заключённый.
– Питер Квинстон, уроженец такого-то города такой-то земли, – снова забубнил глашатай. Снова повторил он своё предложение, снова до него донеслось:
– Не согласен.
– Дураки, – пробормотал черноволосый. Соседа его забрали и сейчас он шагал к виселице. На лице толстяка блуждала полуулыбка – наверное, он радовался тому, что всё-таки останется жив.
– Не согласен с вами, мистер, – шепнул тощий преступник справа, – Они делают вполне разумный выбор. Попробуйте сами и убедитесь, что победить в игре не так-то просто.
– Я? – с усмешкой спросил черноволосый, – Уж я попробую, не сомневайтесь. С моей удачливостью мне наверняка повезёт.
– Ничего себе удачливость – мало, что попались, ещё и на виселицу пошли.
Преступник махнул рукой.
– Это пустяки, – сказал он, – Знаете, когда меня должны были казнить? Три недели назад!
– Ещё до отказного закона! – удивился тощий.
– Именно! Болтаться мне тогда на верёвке, ан нет же! То у них проволочка вышла с приговором, то подтверждения не было, то казнь отменили из-за праздников, то траур, то забыли обо мне, то бог знает что. Дотянули до сегодняшнего числа. И вот тебе на, помилование. Можете такое представить?
Тощий покачал головой:
– Повезло вам, мистер, – сказал он, – Ой как повезло.
– Точно! – согласился черноволосый, – И повезёт ещё больше. Идут за мной, идут! Смотрите же, как надо зарабатывать себе свободу!
Последние слова он выкрикнул уже громко, когда его взяли под руки. Тощий с сомнением покосился на него и отвернулся, сплюнув. Черноволосого провели к виселице, а дальше он сам взошёл на помост. Видимо, ему всё-таки было страшно, поскольку руки его мелко дрожали. На лице блуждала странная улыбка. Он надел на себя петлю.
– Сэмюэль Пи Хартвиг, – крикнул глашатай, – за убийство на энской-стрит, убийство с ограблением на эмской-стрит, ограбление ювелирного магазина в городе К и иные преступления числом девять, суд Англии приговорил вас к смерти через повешение.
Черноволосый, оказавшийся Сэмюэлем, кивнул. Как всегда бывает от нервов, кивок вышел незаметным, и он кивнул ещё раз, сильно. Однако глашатай всё же задал вопрос:
– Согласны ли вы принять казнь?
– Угу. То есть, да. Согласен, – сказал Сэмюэль. Толпа затихла. Глашатай опустил свиток и удивлённо посмотрел на приговорённого.
– Точно согласны? – спросил он.
– Говорю же, согласен! – воскликнул Сэмюэль, – Не тяните, быстрее, валяйте там!
– Ну ладно, – глашатай подал знак. Палач подошёл ближе и протянул дощечку с бумажкой и пером:
– Умеете подписываться?
Сэмюэль дрожащими пальцами попытался схватить перо, чуть не выронил его, уцепился всё-таки и подписал, не читая. Он протянул перо и дощечку назад.
– Последнее слово будет? – спросил глашатай палача. Палач вопросительно повернулся к Сэмюэлу.
– Кубики, – сказал в ответ тот, – Бросайте ваши кубики, я готов.
– Какие кубики? – удивился палач.
– Игру. Вы раньше объявляли, игру. Один к шести, – Сэмюэль неловко изобразил кидание кубика руками, – Бросили кубик – и айда домой. Свободен, всё такое.
Палач пожал плечами и неторопливо обернулся к глашатаю.
– Этому что, тоже разрешено? – спросил он. Глашатай покачал головой.
– Нет-нет, этого так казнить, – сказал он, – В милости сказано – которым на сегодня назначена казнь. Этот, как его, Хартвиг, он вообще трёхнедельной давности.
Сэмюэль уставился на глашатая в ужасе.
– Постойте! – крикнул он, – Как это – казнить?! Как это – назначено?!
– Казнь переносили? Переносили, – ответил глашатай, – Ваш срок был три недели назад. Правила есть правила.
Осуждённый растерянно повернулся к палачу:
– Стойте, но умру-то я сегодня!
– Ничего не знаю, дело не моё – пожал плечами палач, – Я человек маленький, рычаг дёргаю.
– Но глашатай же говорил…
– Вам я ничего не говорил, – сказал глашатай, – Внимательнее надо слушать.
Сэмюэл затих. Колени его дрожали.
– Но постойте… – сказал он, – Но так нельзя, у меня же был один шанс. В смысле, хоть один из шести. Так нельзя. Мне же так повезло! У меня такая удача! Я бы обязательно выиграл! Ну пожалуйста, дайте шанс!
– Последнее слово? – лениво спросил палач, протягивая руку к рычагу.
– Нет! Стойте! – Сэмюэль обернулся к глашатаю: – Хорошо, я отказываюсь. Я хочу на каторгу. Слышите, я не принимаю казни.
Глашатай помахал бумажками.
– Ваша подпись? – спросил он, и прежде, чем Сэмюэль успел ответить, палач опустил рычаг.

Никогда ещё государевы милости не срывали таких апплодисментов на площади.