void

Есть разница между желанием знать правду (даже если правда что миром правят рептилоиды) и желанием знать “правду, что миром правят рептилоиды”.

Когда желаешь знать правду, то смотришь на каждый аргумент с детским интересом, не зная заранее, в какую сторону он укажет. Исследуешь его. Что же он говорит? Как окажется, так или эдак? Внимательно смотришь, куда на самом деле дуют ветра.

А когда желаешь знать “правду, что правят рептилоиды”, то желаешь знать не правду, а что правят рептилоиды, и чтобы это было правдой. Тот же факт изучаешь без наивного любопытства. Тебе неинтересно, что он скажет, ты уже знаешь ответ. Надо просто убедиться в нём.

Доходит до того, что людям буквально неинтересно что человек говорит, когда они чего-то хотят услышать! Правда уже известна до того, как он открыл свой рот. Если он сознался, что ведьма, то он ведьма. Если отрицает, что ведьма, то все ведьмы так делают. И речь не о том, что слова не имеют значения; нет, любыми словами он подтверждает своё положение ведьмы, даёт дополнительные причины считать его ведьмой!

Вы не слушайте его объяснения. Неважно, что он сказал и имел в виду. Мы знаем, что он хотел сказать!

Вот этот момент – “мне интересно, как на самом деле” – можно себя на нём ловить. “У меня нет никакого мнения. Мне интересно, как на самом деле”.

“Если небо синее, я хочу верить, что небо синее.
Если небо чёрное, я хочу верить, что небо чёрное.
Я не хочу случайно привязаться ко мнению, которое не полностью верно в жизни.
Мне интересно, как на самом деле.”
wiki.lesswrong.com/wiki/Litany_of_Tarski

Когда дети спрашивают “Почему у бобра большие передние зубы?” взрослые обычно отвечают “Чтобы было удобнее грызть деревья и складывать из них плотину”. Хотя правильный ответ должен быть “Потому что выжили бобры с большими зубами, а бобры с мелкими зубами вымерли. Так уж устроена эволюция — мы видим лишь выжившие виды, а их особенности — это то, что помогло им выжить. Природа не помогает животным, она лишь оставляет в живых тех, кто мутировал удачнее”. Так что почти на все вопросы о животных можно не парясь отвечать “Остальные умерли”. “Почему у зайчика зимой белая шубка?” — серых зимой сожрали волки. “Почему зебра полосатая?” — зебр без полос сожрали львы. “Почему у слона большие уши?” — слоны с маленькими ушами померли от жары. “А почему у капибары…” — остальные умерли, их сожрали, они подохли, смерть, смерть, смерть, будешь задавать много вопросов — выживет твой молчаливый брат.

Хотя выживание и размножение это единственное, что сберегло наши гены, но это не единственное наше желание. Почему? Почему мы круглыми сутками не думаем “жить, убивать, размножаться”, если всех, кто мечтал о странном, а не убегал, сожрали волки?

Потому, что выживание это задача, а наши стремления и ценности это ответ на неё. Набор коэффициентов в полиномиальном решении. Найти ответ — это не просто повторить условие. Нельзя выжить, просто захотев выжить, но можно выжить, захотев учиться и дружить, не бросать своих и наказывать негодяев, будучи любопытным или осторожным, честным или коварным. Простая цель разбивается на тысячи сверкающих осколков.

И все они нужны, как нужны мышцы или зубы. Нет ничего лишнего. Все стремления и склонности это не блажь, а подобранные буквы огромного пароля. Даже бестолковые мысли или эгоизм — иначе бы их в нас не было. Тех, кто не любил слушать сказок, кто не карябал камнем на стене, не плакал, не желал справедливости и не мечтал, этих людей сожрали волки.

Как все части тела это в каком-то смысле репродуктивные органы, так и каждая наша черта, чудаческая, ошибочная, с виду произвольная, это всё же в какой-то степени вполне физический секрет нашего выживания.

Так вот. Это была экспозиция! Что я хотел сказать:
Вселенная безнадёжно романтична, поскольку для выживания здесь требуется любовь

Человек с амнезией рассказывает, что у него бывают ложные, но правдоподобные воспоминания. Вот вам теория!

Память это реконструкция правдоподобного объяснения. Правдоподобность это узнавание, а оно строится на двух вещах: на пережитом и на том, как устроен мир в принципе.
Пусть голову что-то испортило. Человек надышался Роскомнадзора и четыре дня валялся в машине. Нейроны погибли, связи разрушились, узнавание стало плохим.

Уцелевшие нейроны по прежнему голосуют ЗА, когда им показываешь правду. Но в парламенте его головы больше нет кворума. Ходит он каждый день на работу? В путешествия? За грибами? Все варианты встречают вялое одобрение.

Потерянную память не восстановить. Но потерянные сведения о мире восстанавливаются. Стоит ещё раз столкнуться с чем-то в жизни, и поломанная память подхватит знакомое и перепишет набело. Иногда достаточно просто использовать уцелевшее, и связи, которые выпали из общей гармонии, снова пробьют себе русло.

Чем больше сведений о мире вернулось, тем яснее правдивые варианты среди абсурда. Но у здорового человека результат в равной мере ограничен тем что, могло быть и тем, что реально было. Когда вы путаетесь, неправильные воспоминания обычно неправдоподобны. Отклик личного опыта и отклик правдоподобия в целом не зависят друг от друга. Если так сложилось, что ложное воспоминание получило суммарный хороший отклик, это чаще означает ошибку в чём-то одном: “правдоподобно, но 100% не было”, или “втемяшилось, что было, хотя и не могло быть”.

А у потерявшего память личного опыта почти не осталось. Поэтому все варианты, которые набрали высокий балл, получили его за правдоподобие. Они все выглядят прямо как будто в жизни так было! И ни один не вызывает сильного личного отклика.

И между прочим, потому же люди приезжают в былые места и их захлёстывают воспоминания. Эти воспоминания были недоступны, они затёрлись, слишком мало от них осталось. Но вы вернули ту их часть, которая осталась неизменной за эти тридцать лет, ту часть, что сделана из асфальта и деревьев и камня, и крохи прошлого, которые ещё сохранились в вас, снова стали звучать однозначно.

Память хранится не только в нас, но и в мире вокруг нас. Поэтому в голове её умещается так много. И когда мир меняется, теряется память.